Туманный Стоун

«Break on through to the other side», – повторяет свою мантру Джим Моррисон, привычно вводя в помешательство целую толпу на концерте в Сан-Франциско. Затем он неожиданно решает присоединиться к всеобщему веселью. Еще до эпохи стейдждайвинга он ныряет в толпу прямо со сцены, свалив по дороге пару-тройку колонок, и, окруженный полуголыми девицами, продолжает выкрикивать свой императив в микрофон – еще до эпохи беспроводных микрофонов. Его голос от этого только громче и отчетливее разносится по стадиону.

Каждый, кто смотрел фильм «Дорз», если и замечал эту техническую погрешность, то отмахивался от нее – это ведь кино, артистическая свобода, то да се. Дело в том, что фильм Оливера Стоуна (Oliver Stone) полностью соткан из таких разноцветных и запоминающихся лоскутов. Но получившееся в итоге одеяло никого не способно обогреть – из-за того, что оно сплошь иллюзорное.

До фильма Стоуна музыка the Doors использовалась в чуть ли не каждом голливудском фильме о Вьетнаме – с легкой руки Фрэнсиса Форда Копполы (Francis Ford Coppola). На самом входе в его «Апокалипсис наших дней» зрителя поджидал Джим Моррисон, обреченно обещающий кранты нашим детально просчитанным планам и всему живому. На самом деле Копполу обскакал Скорцезе (Martin Scorcese) – та же «The End» «Дверей» звучит в его малобюджетном дебюте, «Кто стучится в дверь ко мне?» («Who’s That Knocking At My Door?») 1968-го года. Финальный монолог об убийце с Эдиповым комплексом в неизлечимой форме озвучивает центральную постельную сцену фильма, происходящую всецело в воображении героя Харви Кейтеля (Harvey Keitel). То есть песни Doors всячески напрашивались в кино с самого момента своего появления, и в 1991-м году Оливер Стоун перед ними распахнул дверь и широким жестом пригласил внутрь.

Стоун сам предлагал лично Моррисону снять о нем фильм-биографию. По его собственным словам, для него день, когда умер Джим Моррисон, был таким же, как для остальных день, когда убили президента Кеннеди (Стоун, тем не менее, снял фильм и про это) – он чувствовал себя уничтоженным до основания. На роль Моррисона Стоун изначально планировал Йена Эстбери из британской группы The Cult (в 2002-м году Эстбери будет замещать Моррсиона вместе с оставшимися в живых членами Doors в составе группы Riders On The Storm). Но переменить свое решение Стоуна вынудили пленки с песнями Doors в исполнении актера Вэла Килмера, которые ему сам же Вэл и выслал. Как часто бывает с теми, кто берется за труд всей своей жизни, Стоун перегорел. Что не отменяет добросовестности, с которой он взялся за дело.

Дэнни Филдз, журналист, который крутился вокруг Энди Уорхола (Andy Warhol), а затем был нанят лейблом Elektra в книге «Прошу, убей меня», открытым текстом говорит, что и до просмотра фильма «Дорз» не особо уважал Оливера Стоуна, а уж момент знакомства Нико (Nico) и Джима Моррисона («Привет, я Нико, пойдешь спать со мной?») – далек от реальности, как ничто другое. «Моррисона все время окружали какие-то грязные и уродливые группиз. Поэтому я решил познакомить его с Нико, чтобы он понял, с какими девушками подобает общаться. Когда они встретились, то смотрели в пол и ни слова друг другу ни говорили. Они оба были слишком поэтичными, чтобы разговаривать. Между ними сразу появились какие-то мистические узы – кажется, Моррисон дернул Нико за волосы, после чего незамедлительно напился вусмерть, а я скормил ему остатки кислоты, которые не успела своровать Эди Седжуик (Edie Sedgwick)». Далее идет такой сочный рассказ о пьяном и угашенном кислотой Моррисоне, карабкающемся по крыше замка в чем мать родила, и плачущей навзрыд Нико, что даже непонятно, почему он не попал в фильм. Моррисон в фильме вылезает на крышу другого замка, легендарного «Шато Мармонт» (в котором комик Джон Белуши умер от передозировки), что на бульваре Сансет, но уже совсем по другому поводу.

Перед Стоуном, конечно, не стояло задачи выложить всю правду и подноготную. Но его режиссерские решения все равно заводят в тупик, они противоречат истине, логике агитпропаганды, законам мифотворчества, и зачастую самим себе. Голливудская история о взлете и падении рок-идола сама подстраивает под себя жизнь того, о ком идет речь, поэтому все байопики похожи, как пара носков. Об этом никто не сказал оставшимся участникам группы, которые выступали в роли консультанта во время съемок фильма и чьими советами Стоун пренебрег, как и подобает настоящему киноремесленнику – финальной версией фильма Манзарек, Кригер и Денсмор остались недовольны. Люди из Лос-Анджелеса, живущие у самого сопла Фабрики Грез, должны были отнестись ко всему предприятию куда спокойнее – неужели бы они стали протестовать против конечного продукта, если бы с подобным же предложением к ним обратился бы создатель сериала «Симпсоны» (“The Simpsons”) Мэтт Гронинг (Matt Groening). Ведь, по сути дела, Джим Моррисон – это Гомер Симпсон рок-н-ролла: замени атомную станцию на офис студии грамзаписи, а пончики – на наркоту, и получатся те же стереотипы и клише, не менее забавные. Но – и в этом еще один немаловажный минус стоуновского фильма – в «Дорз» напрочь, намертво отсутствует юмор. Если не считать за юмор появление самого Стоуна в роли профессора Лос-Анджелесской киношколы, которую Джим бросает из-за того, что его дипломная работа осталась непонятой.

Стоун мастерски сфабриковал многие факты, руководствуясь своим собственным видением – он лепил такого Джима, которого хотел видеть. В Уорхоле он видел «бестолкового распутного хлыща», а в людях с Фабрики Уорхола - «вампиров из психоделического кошмара». Так человек, впервые попавший в ночной клуб, с непривычки врастает в услышанное где-то мнение про «клоаку» - и вокруг видит только лишь дьявольские рыла вместо лиц людей. Но своего Джима он делал образцом мачистского настроя – даже ценой переименования звучащей в кадре песни «L.A. Woman» в «Roadhouse Blues». “L.A. Woman” своим рефреном «city of night» перекликается с гейским романом «Ночной город» Джона Реши (John Rechy), лос-анджелесского ответа Жану Жене. И это одна из немногих зацепок для тех, кто придерживается мнения о неразборчивой половой ориентации Моррисона (что звучит весьма вероятно). Так вот, Уорхол в фильме служит для того, чтобы обозначить духовную деградацию Моррисона: мескалиновая, сермяжная духовность Doors с Западного побережья надломлена синтетическими извращениями нью-йоркской Фабрики. Мужик Джим против педика Энди, грубо говоря. Мужик, который не прочь испить крови с журналисткой, а затем кружиться по комнате голышом под «Кармину Бурану» в предвкушении очередной оргии. Если вас не передергивает от этой сцены, то либо у вас очень крепкие нервы, либо слишком дурной вкус.

Снимать фильмы о святых коровах масс-культуры методами побезопаснее, из расчета «как бы чего не вышло», все еще учатся – и больше всех в этом пока что преуспел Гас Ван Сент (Gus Van Sant) со своими абстрактными «Последними днями». А пока фанаты и участники группы Doors обвиняют Оливера Стоуна в том, что он выставил в своем фильме Моррисона алкоголиком и придурком, совсем забыв о другой, нежной и романтической стороне Джима. Но они не берут в расчет тот факт, что и сам Джим Моррисон большую часть времени о ней забывал.

Восприятие Дверей

Сорок лет назад вышел дебютный альбом The Doors. Но, как оказалось позже, куда более важное событие случилось в том же 67-м году в манхэттенской студии фотографа Джоэла Бродского (Joel Brodsky) – Джим Моррисон, лидер группы The Doors, во время фотосессии снял рубашку и уставился своим пронизывающим взглядом в камеру. Так и получился один из самых внушительных, монументальных и незабываемых образов рок-н-ролла – и украсил он собою обложки как минимум девяти альбомов Doors. И наверняка еще украсит как минимум не меньше. Кстати, покойный Бродский, вспоминая об этой съемке, утверждает, что Джим был в тот момент обдолбан по самое не могу, что неудивительно. Через два года, когда Моррисон раздался вширь и зарос бородой, люди смотрели на эти снимки и задавались вопросом – подождите, он что, действительно так выглядел? Как Аполлон? Им отвечали «Да, было дело, и продолжалось это примерно минут двадцать».

Что Doors и Джим Моррисон умели – так это вызывать в людях полярные чувства. От любви до ненависти один шаг – это про Doors. Лучше всего про них сказано в книге «Дурная мудрость» Билла Драммонда (Bill Drummond) и Марка Мэннинга (Mark Manning) ): «В зале играет музыка Doors. Большой Джим бормочет что-то насчет прорваться насквозь, на другую сторону. Да, «Дорзы», они такие, сколько бы ты ни твердил себе, что ты их ненавидишь, они все равно продолжают упорно держаться в твоей личной Лучшей десятке рок-групп всех времен и народов».

Рок-критик Джеймс Миллер (James Miller), в 1967-м году восхищавшийся смелостью и откровенностью песни «The End», в 1999-м году так уже не думал, судя по тому, что в своей книге назвал Моррисона «монументальным кретином». А после того, как музыкальный критик Лестер Бэнгс (Lester Bangs) пришпилил Моррисона своей статьей «Джим Моррисон: Чувак-Дионис десятилетие спустя», Doors раз и навсегда перешли в разряд «guilty pleasures» у настоящих меломанов. Они непременно будут кривиться и морщиться при упоминании Doors, но если покопаться у них дома, то у каждого найдется несколько бокс-сетов в загашнике.

Статья Бэнгса вышла в тот момент, когда в США бушевала вторая волна популярности Doors – под десятилетие после его смерти Джерри Хопкинс (Jerry Hopkins) и Дэнни Шугермен (Danny Sugerman) написали книгу «Никто отсюда не выберется живым». Шугермен услышал Doors в 14-летнем возрасте вживую на концерте в 1967-м, устроился к ним в офис отвечать на письма фанатов, далее вырос до концертного менеджера и статуса «фаната Дорз номер один», по словам ударника Джона Денсмора (John Densmore).

Неудивительно, что критики назвали книгу журналиста Хопкинса «раболепской» по отношению к Королю Ящериц. Шугермен на правах инсайдера внес многие поправки и сенсационного рода заявления (вроде финального аккорда, что Джим, дескать, может и не совсем мертв-то). Но на неокрепшие юные мозги книга оказывала не менее (даже более) мощное воздействие, чем собственно музыка и слова Моррисона. Поэтому она и считается одной из самых лучших рок-н-ролльных книг, издававшихся когда-либо. Мэрилин Мэнсон (Marylin Manson), прочтя книгу в 14-летнем возрасте, благодарил ее за пробудившееся в нем желание писать, глотать кислоту и пробовать себя в музыке.

Я прочел эту книгу в 1992-м году перепечатанной журналом «Ровесник» в том же возрасте, что и Мэнсон, и после прочтения завел себе привычку появляться на людях с книжкой Римбо подмышкой. До кислоты и музыки дело дошло куда позже, а в тот момент мне куда заразительнее показалась интеллектуальная начинка этого рокера – ух ты, он носит кожаные штаны в обтяг и читает Ницше.

На этой же книге наверняка воспитывались фронтмены и двигатели стиля грандж конца 80-х начала 90-х, так что настоящие корни коммерческого варианта гранджа лежат именно в этой книге. Неудивительно, что в 1993-м году на сцену вместе с Манзареком, Кригером и Денсмором на сцену вылез Эдди Веддер (Eddie Vedder), солист группы Pearl Jam. Он походил на Джима не только голосом, но и желанием вести диалог со своей аудиторией в духе старых-добрых 60-х, на глубоко персональном уровне, и пытаться решать какие-то личные проблемы своей аудитории.

Ненавистники Doors обязательно припомнят, что вокальный диапазон у Моррисона был, мягко говоря, ограничен, а его музыканты были дилетантами. У этих ненавистников, скорее всего, в фаворитах ходят Лу Рид (Lou Reed)и Velvet Underground, про которых можно сказать абсолютно то же самое. Velvet Underground и Doors роднит еще кое-что, помимо отчетливой депрессивности посреди разгула солнечной хиппи-наивности: мириады их последователей ушли гораздо дальше их в музыкальном плане. Каким бы плохим не рисовали Джима его противники, уже только за Игги Попа (Iggy Pop) со Stooges и Йена Кертиса (Ian Curtis) c Joy Division ему стоит поклониться в ноги. Тот самый органист-дилетант Рэй Манзарек лично спродюсировал альбомы пост-панкеров Echo & The Bunnymen и лос-анджелесских панк-рокеров X. Если музыканты делали удар на деструктивное поведение на публике и аллюзии на свои наркотические трипы в песнях, скорее всего, они в юности боготворили Джима Моррисона.

Моррисона помнят и любят не только за песни, содержащие сыгранные с запинками десятиминутные соло на органе и отсылки к древнегреческим мифам, но и за его антисоциальное поведение. Но, доставая свой пенис из штанов в присутствии 10 тысяч человек на концерте или пьяным тараня полицейскую машину, Джим не обозначал свои действия как контркультурную браваду, коей она воспринималась со стороны. Он просто вел себя как мудак со странными склонностями, которые, кстати, проявлялись у него еще в глубоком детстве. Например, тогда он чуть не задушил младшего брата безо всякой причины, кормил его собачьим дерьмом, или готов был выпрыгнуть из окна машины на полном ходу, чтобы родители обратили на него внимание.

Живя большей частью подсознательно, Джим был также не склонен к анализу себя самого, своего творчества и поступков и ставил крест на любых попытках посторонних людей провести такой анализ. «Я комета, - говорил он, - наблюдайте за мной, пока я тут, потому что скоро меня не будет. Люби меня дважды, детка, один раз за сегодня, один раз за завтра, потому что я ухожу. I tell you we must die». Моррисон делал упор на свое ограниченное пребывание здесь, с нами, потому что знал: нет ничего более постоянного. Статус временной фигуры снимает всю ответственность и развязывает руки. Которые, в свою очередь, тянутся к ширинке кожаных штанов. Удобная, знакомая поза, и общество, в котором мы с вами живем, только одобряет ее и поощряет: давай, сделай из себя дурака прилюдно, устрой из своей жизни низкопробное реалити-шоу.

Кстати, в 1967-м году Doors с Джимом Моррисоном проигрывали по всем пунктам своим землякам из Лос-Анджелеса Артуру Ли (Arthur Lee) и группе Love, звездам андеграунда. У Doors за душой не было богатых мелодий, вокальных гармоний, виртуозного гитариста и хоть какого-нибудь басиста, то есть всего того, что было в достатке у Love. По части псевдоинтеллектуальных текстов песен Ли ушел недалеко от Моррисона, но полностью переплевывал его в том, что касалось дебоширства и плохого поведения. Моррисон в самом начале своей карьеры старался подражать Ли во всем, и благодаря Ли, уговорившему Джека Хольцмана (Jac Holzmann) из Elektra Records подписать контракт с вялым поэтом-интеллектуалом и его посредственной группой, the Doors и записали свой дебютный альбом. И тем не менее Doors стали массовыми, приобрели миллионы фанатов, воспринимающих Моррисона как второе пришествие Христа, а Ли умер в прошлом году, так и не успев получить свое по заслугам. Как же так? Может, Артуру Ли стоило снять рубашку во время какой-нибудь фотосессии в свое время?

В общем, то, что мы, будучи в России, где рок, можно сказать, всецело вышел из кожаных штанов Джима, не наблюдаем полноценного ревайвла и истерики по поводу сорокалетия первого альбома the Doors, на самом деле радует. Где место Джима Моррисона в 2007-м году? Кто будет копировать его позы Иисуса Христа в 2017 году и с какой целью? Если сейчас не переборщить с делюксовыми переизданиями и мифотворческими кинолентами, интересно будет посмотреть на тех, кто придет к The Doors своим умом и воспримет их без масс-медийных фейерверков и подросткового фанатизма – то бишь трезво. То самое состояние, которого так чурался сам Джим.

Источник: http://www.peremeny.ru/column/view/596/